ПРАГА---Итак, в Карабахе установился худой мир, который, как известно, лучше доброй ссоры. Однако эта четырехдневная война очень многое показала, в особенности для Армении. О беспомощности миротворцев, о перезагрузке армянского общества и нервной реакции Москвы, о возможности признания Арцаха и о многом другом мы поговорили с Манвелом Саркисяном, политологом, директором научных программ армянского Центра стратегических и национальных исследований.
Манвел Саркисян: Первое – это какая-то беспомощность сопредседателей Минской группы, которые, по сути, заявили, что у них никаких новых предложений нет и все те старые предложения, о которых говорилось, фактически не действуют. То есть это или целенаправленная такая позиция, или же действительно людям нечего предложить. Это первое, что крайне важно. Второе политически значимое событие, которое как-то меньше всего упоминают, но, на мой взгляд, наиболее ключевое, – это то, что мгновенно, после приостановки военных действий был фактически дипломатический ажиотаж в Баку, где встретились министры иностранных дел России, Ирана и Азербайджана, определились какие-то проекты, а потом туда прилетел премьер-министр России Медведев, что как бы не было запланировано, но прибавило значимости этому событию. Я думаю, что это событие крайне важное. То есть фактически по итогам этой войны каким-то образом определилась ориентация политики Азербайджана именно между Ираном и Россией, и такое молчаливое холодное отношение к Турции, хотя Турция фактически очень надеялась, постоянно звучали заявления о поддержке всего этого, даже настраивали Азербайджан продолжать это все, но как-то Турция вдруг оказалась в стороне. На мой взгляд, это очень важное политическое явление, которое по большому счету может определить расклад сил в поствоенный период.
Третье – это тоже очень интересная вещь – выход Сержа Саргсяна на европейскую арену, и эта известная встреча с канцлером Германии Меркель, их совместная конференция, где были сделаны достаточно серьезные заявления о том, что Россия и все формальные союзники Армении продают оружие Азербайджану, и Армения не может оказать никакого влияния на это. Соответственно, остается путь дальнейшего вооружения. Все это совершенно не случайно, притом было сказано, что любая война в Карабахе – это угроза и европейской безопасности. То есть фактически перед Европой была поставлена такая сложная ситуация, где можно увидеть намек на то, что сотрудничество евроструктур, в первую очередь НАТО с Арменией, по большому счету будет воспринято положительно со стороны Армении, вплоть до того, что, может быть, это означает предложение европейским странам восполнить этот вакуум вооружения, который сложился по вине России и членов ОДКБ. Было и России заявлено, чтобы обещанное вооружение было доставлено сюда вовремя на 200 миллионов долларов, что кажется крайне проблематичным. Я думаю, Россия не поставит это оружие, потому что новые отношения с Азербайджаном для нее настолько важны, что, скорее всего, она откажется от продажи оружия Армении. Это тоже входило в условия этих новых отношений России и Азербайджана. Теперь как там дальше будет с Турцией, вообще, в этой ситуации пока неясно. То есть Турция тоже может быть в определенном шоке, что ее единственного союзника как-то захватили в политические клещи. Но мы скоро это тоже увидим.
Катерина Прокофьева: Ереван озвучил претензии к Москве. Саргсян не первый раз говорил о поставках российского оружия в Азербайджан, но на этот раз тональность была совсем другая и претензии к партнерам из ЕАЭС и ОДКБ тоже были очень четко озвучены. Мне показалась интересной реакция российской стороны. Сначала Рогозин удалил из Facebook свой статус о том, что «Азербайджан и Армения для нас одинаковые стратегические союзники», потом, через несколько дней прозвучало заявление Медведева, мол, «будем продолжать вооружать обе стороны». Паузу все-таки он взял...
Манвел Саркисян: Это так и есть. Россия получила крупный куш. Я не знаю, почему президент Азербайджана принял такое решение. Не думаю, что, принимая такое решение, он осознавал, какие результаты могут быть, потому что все уже прекрасно видят, что право на применение оружия и вообще на такие действия очень сужено в современных войнах. Уже на второй день, взяв какие-то посты, президент Азербайджана вдруг односторонне начал заявлять, что «мы прекращаем действия». Почему? Казалось бы, если имели какой-то успех, вы должны попробовать, по крайней мере, там продолжить что-то.
Это мне очень напоминает случай со сбитым российским самолетом со стороны Турции – когда делается один шаг, а потом вдруг осознается, что происходит что-то непонятное. Я думаю, что президент Азербайджана тоже вдруг сделал этот шаг, ощутил, что вокруг этого происходит непонятное, и тут же начал интенсивно говорить об односторонней готовности и потом снова повторил. Фактически, конечно, однозначно Россия сдержала Армению от того, чтобы освободить эти посты, потому что в военном смысле это элементарная вещь. Вообще-то линия соприкосновения такова, что там мы можете взять все, что хотите, но ничего сдержать невозможно при нынешнем вооружении. Но Армению взяли за руки и не дали сделать этот шаг. Сейчас все больше и больше говорится о том, что об этом попросил президент Азербайджана.
Все эти процессы говорят о том, что в провокационности есть еще и чисто политический интерес, в котором Россия фактически оказалась в очень сложной ситуации, то есть остановить войну там очень легко, но вместе с этим берутся очень большие обязательства. Обязательства, которые явно были взяты Россией перед Азербайджаном, в данный момент настолько высокие, что вдруг это вызвало такую реакцию Армении, может быть, неожиданную для России. Россия поняла, что слишком дорого ей может стоить то, что она делает в этой ситуации. Поэтому, я думаю, там аккуратно сняли, а почему сняли? – потому что пресс-секретарь Министерства обороны Армении в ответ на заявление о вооружении Азербайджана в такой ситуации назвал это не самым худшим словом, которое можно было бы сказать, и потом аккуратно как-то это сняли.
Это неслучайные вещи, ведь одновременно произошло еще одно очень важное событие: по требованию Казахстана совещание премьеров Евразийского экономического союза было из Армении перенесено. То есть такой откровенный удар по Армении – пренебрежение со стороны России. Сегодня в Армении все обсуждения вращаются вокруг того, каково может быть участие в этом перенесенном совещании премьера Армении. Это очень жестко критикуется, и все считают, что он не должен поехать на это совещание. То есть, фактически попробовав воспользоваться этой военной ситуацией для того, чтобы решить для себя один стратегический вопрос и оттянуть Азербайджан от Турции, Россия встала перед фактом того, что фактически бессмысленными стали ее отношения с Арменией, и в Армении открыто заявили, что бессмысленно и даже очень опасно продолжать такие отношения с Россией. Все такие нервные дёргания российских чиновников свидетельствуют об этом.
Катерина Прокофьева: Изменились ли политические симпатии рядовых армян (если мы не будем говорить о политической элите) после обострения конфликта?
Манвел Саркисян: Естественно. Все откровенно считают, что это был просто плевок в лицо армян со стороны России, когда армянские силы должны были в течение дня вычистить какие-то маленькие силы Азербайджана с этих нескольких взятых постов, а Россия фактически в этот момент полностью завязала руки Армении. Очень много жестких слов говорится в адрес начальника штаба Армении, что он никакого права не имел вообще влезать в это, поехать в Москву, остановить эту войну. Даже непонятна вообще судьба этого чиновника. До такой степени, значит, ясная ситуация в стране, что оружие дается одной стороне, а другой стороне буквально завязывают руки и не дают решать свои задачи. Вот это основная проблема, которая вдруг всем обществом, всей военной элитой и вообще, может быть, частью политической элиты воспринялась. Я тоже выступил с рядом очень жестких заявлений по отношению к тем военным чиновникам и гражданским, которые пошли на этот шаг. Сейчас это идет по нарастающей.
Катерина Прокофьева: Если говорить об итогах, я была впечатлена демонстрацией сплоченности с армянской стороны. Не при каждом конфликте столько идут добровольцами на фронт и выстраиваются очереди, чтобы сдать кровь или помочь деньгами. Это тоже можно считать своеобразным итогом.
Манвел Саркисян: Это очень важный итог, он и раньше просматривался, но сейчас это проявилось на всенародном уровне, и это было замечено международным сообществом. Я считаю, что это важнейшее обстоятельство. Может быть, это тоже повлияло на решение президента Азербайджана тут же отойти назад, очень интересны его слова: «мы готовы остановить, но пусть они не двигаются, пусть сидят на месте, пусть они не пользуются». Понимаете, это его условия. Конечно, сильно влияет, когда народ поднимается и когда никто не поймет, что это все очень условно. Эти линии блиндажей, танки, которые там десятками движутся, – люди понимаю, что рушатся стереотипы. Это, так сказать, элементы войны ХХ века, в XXI веке они абсолютно не работают. Все люди прозрели, все это заметили, что если вдруг против тебя встанет такая организованная сила, то ни в чем это не помогает. То есть очень много стереотипов рушилось в эти дни – и военных, и политических.
Катерина Прокофьева: Манвел, Серж Саргсян заявлял о возможности признать Нагорно-Карабахскую Республику. Насколько это вероятно, по-вашему?
Манвел Саркисян: Этот стереотип тоже надо преодолеть. Карабах давным-давно надо было признать. Еще оппозиционер Левон Тер-Петросян в 2008 году на митинге обратился к властям, заявив, что пора признать Карабах и не увязывать это абсолютно ни с чем, потому что это важнейший политический шаг. Но все время опять какая-то дурацкая мифология, что это может помешать переговорам, привести к войне, а в итоге к войне пришли именно без признания. Был бы Карабах признан, – сформировалась бы принципиально иная политическая ситуация вокруг этого конфликта. Сейчас люди потихоньку это осознают – я это вижу и в обществе, и в политической элите.
